Арвеарт. Верона и Лээст. Том II - Лааль Джандосова

– Меня с ней что-нибудь связывает? Какие-то отношения?

Помощник замялся сразу. Лицо его покраснело. В глазах появилось отчаяние.

– Так-так, – сказал Трартесверн. – Давай проходи на кухню. Таким я тебя не видел. Это мне уже нравится.

Их разговор продолжился – теперь уже в новых условиях. Лаарт поставил кофе – в джезве с узеньким горлышком, а Кридарт, с его разрешения, закурил, затянулся нервно и, отвернувшись в сторону, признался Лаарту в следующем:

– Вы с ней всё время встречаетесь. Но отец её против, мне кажется. Её хочет сватать, по-моему, кто-то из наших Создателей. Он подарил ей бриллианты. Вы уже в курсе, наверное?

– Да, – сказал Лаарт, – в курсе. То, что она сбежала… Это я виноват, по всей видимости?

– Частично, – ответил помощник. – И Кеата ушла от вас, знаете?

– Да?! – рассмеялся Лаарт. – Вот это – хорошие новости! Теперь скажи мне, пожалуйста, тот факт, что Верона Блэкуотер – дочь экдора проректора – информация общеизвестная?

– Нет, – сказал Кридарт, – напротив. Знают только его родители и пара его приятелей. Но приятели, кстати, думают, что экдор Эртебран с ней связан по материнской линии. Что Верона – сестра его матери. Вы сами меня информировали.

Кофе – горячий – крепкий – был разлит по маленьким чашечкам. Лаарт отпил глоточек и спросил, приходя к тому выводу, что был недалёк от истины:

– Значит, экдор проректор держит всё это в тайне? Видимо, даже от дочери?

– Да, – подтвердил помощник. – От неё это всё скрывается.

– Любопытно, – сказал Трартесверн. – Причина должна быть существенной.

Кридарт кивнул с согласием:

– Причина должна быть существенной, но вряд ли мы сможем выяснить.

Лаарт поднялся с места:

– Подожди секунду, пожалуйста. Мне нужно сделать кое-что.

Отставив чашечку в сторону, он быстро прошёл в свою комнату, взял в руки сюртук – служебный, достал из кармана оружие – пистолет портативного типа, заряженный пулями-ампулами, вернулся обратно к Кридарту и без предисловий – стремительно – выстрелил ему в руку сильнодействующим снотворным с моментальным эффектом действия.

* * *

Усыпив своего помощника, Трартесверн возвратился в комнату, вернул пистолет на место, взял из сейфа шприц для инъекции, уже содержащий в капсуле хлорид церебротамина – тот шприц, где дозы хватало на минус четыре месяца, и, вернувшись обратно к Кридарту, плеснул на салфетку Hennessy.

– Двух месяцев будет достаточно… – сказал он себе с уверенностью, приступая к той процедуре, что вела к удалению памяти. – Ты, дружище, конечно, прости меня, но владеть такой информацией никому из нас не дозволено.

Выполнив операцию, он выбросил шприц подальше, смешав его с прочим мусором в кухонном накопителе, после этого выпил кофе и перетащил помощника на диван, в гостиную комнату. Следом он активировал файл на экдора проректора и уничтожил данные – все те, что касались Вероны и ДНК-анализа.

– Вот и всё, – сказал он. – Порядок. Равновесие восстановлено. Никто ничего не помнит, никто ничего не знает и каждый из нас получит то, что ему причитается…

Джошуа после ужина, счастливый в меру возможного, вышел с Вероной на улицу, где предложил, не раздумывая: «Пройдёмте пешком до Аби? Здесь минут семь, приблизительно», – и, получив согласие, предложил ей взять его под руку. Первые два квартала были пройдены ими в молчании, после чего астролог внезапно остановился, развернул её, взял за волосы, оттянул назад её голову и впился ей в рот губами, за что через три секунды сперва получил пощёчину, после чего – угрозу:

– Не смейте ко мне прикасаться, иначе вы пожалеете! Вам придётся покинуть Коаскиерс!

– Нет! – возразил он. – Послушай!

Верона, сказав: «Отстаньте!» – отступила назад – разгневанная, и повернувшись резко, бросилась прочь – так быстро и – больше того – неожиданно, что Джошуа – растерявшийся – потерял секунд пять, наверное, пока наконец не кинулся – не бросился догонять её. Догнав её – запыхавшуюся, он крикнул: «Я остаюсь здесь! Я остаюсь, понятно?! Раз тебе так этого хочется!» – после чего развернулся и побежал обратно – ещё быстрей, чем до этого – не вдоль тротуара – обратно, а через широкую улицу.

– Дурак… – прошептала Верона, глядя, как он удаляется, – дурак… На что он рассчитывал?

В номере, на кровати, Лээст раздел Режину – снял с неё шаль и кофту, после этого – джинсы со стрингами, затем он снял с себя свитер, расстегнул на рубашке пуговицы – молча, сосредоточенно, разомкнул свой ремень на джинсах, стянул их, отбросил в сторону и обнажился полностью.

– Малышка, – сказал он тихо, уже перед тем, как войти в неё, – ты больше не пьёшь и не куришь. Я хочу, чтобы ты забеременела… чтобы ты родила мне мальчика…

В следующую секунду он уже не думал о будущем, он уже не думал о прошлом, он вбирал в себя настоящее – любя её – страстно – неистово – даруя ей наслаждение на пределе своих способностей – за пределом всего человеческого, чего не случалось ранее, во время их жизни в Лондоне.

* * *

Проводив астролога взглядом, Верона, с глубоким вздохом, повернулась в обратную сторону и ахнула от неожиданности – как обычно в подобных случаях. Джон – в старом норвежском свитере, стоял у стены – кирпичной, курил и смотрел на небо – на звезды, тускло мерцавшие, на крыши домов – высокие. Верона прошла три метра – те, что их разделяли или, лучше сказать, что сблизили, и не говоря ни слова, прижалась к нему и заплакала. Избавившись от окурка, Аркеантеанон обнял её, закинул рюкзак себе за спину, после этого взял её на руки и пошёл к «Уголку на О’Коннелл», принимая ту самую миссию, с которой не справился Джошуа – доставить её до Коаскиерса. Возвращение в паб на Abbey, переход через измерения, обратный полет на «Ястребе», теперь на привычной скорости – всё это для Вероны проходило туманным образом, поскольку в пути она плакала и никак не могла успокоиться. На террасе они расстались. Джон сказал ей перед трансгрессией:

– Я всё понимаю, любимая, но на деле не всё так просто. Я надеюсь, что ты простишь меня…

В холле, к её облегчению, ей повстречалась Джина, которая задержалась в кабинете фармакологии. Увидев подругу в куртке, с большим рюкзаком, заплаканной, с покрасневшим распухшим носом, Джина сделала самое лучшее, что могла в такой ситуации – забрала и рюкзак, и куртку, предложила пойти к ней в комнату и повела с собой рядом, ни о чём пока не расспрашивая. Оказавшись у Джины – в «шестнадцатой», с тем – уже новым чувством – что реальность восстановилась, а Дублин, с его производными, стал частью воображения, Верона сказала: «Чаю», – успевая прийти к тому выводу, что Джина уже не помнит о случившемся накануне – об Эрвеартвеароне, уделившем ей столько внимания.

– Чай, хорошо, конечно, – ответила Джина, вздыхая, – но в нашей с тобой ситуации… когда мы обе – несчастные, пиво было бы лучше. Предлагаю пойти в деревню. «Пчёлка» тебе понравится.

– Хорошо бы, – сказала Верона, – но у нас репетиция вечером. Поём перед эртаонами.

– По кружке! – решила Джина. – И пропади всё пропадом!

– Факт! – согласилась Верона. – Гори оно всё синим пламенем! Я схожу отнесу свои вещи, а ты пока можешь подкраситься…

В «третьей» она с минуту смотрела на фотографию – прекрасный портрет Эркадора, понимая одно единственное, что будущее – изменяемо и что даже он сам не уверен, как оно будет складываться и на чём оно будет основываться. Затем, подумав о Лаарте, она прошептала:

– Простите меня. Я дала вам своё обещание больше уже не встречаться с ним, пока он сам не объявится, но я должна быть уверена, что с ним сейчас всё в порядке, поэтому я позвоню ему.

Приняв такое решение, она перешла в гостиную и подошла к деквиантеру. Лаарт в эту минуту сидел на пляже, у озера, размышляя на фразой Кридарта: «Вы с ней всё время встречаетесь…» «Мне не совсем понятно, – думал он в напряжении, – как с этими амнезиями… ежедневными амнезиями, я вдруг могу встречаться с ней. Это всё – фантазии Лэнара. Женить бы его на ком-нибудь, тогда бы он успокоился…» Деквиантер вдруг завибрировал. Лаарт, взглянув на номер, тут же вспотел – за мгновение:

– Да?! Говорите! Слушаю!

– Экдор Трартесверн, здравствуйте… – сказал ему женский голос – удивительный – мягкий, чарующий, с нежными интонациями.

– Добрый день, – произнёс Трартесверн.

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Верона? – спросил Трартесверн. – Вы ведь – Верона, правильно?

– Да, экдор Трартесверн. Простите, что беспокою вас. Вы пьёте болеутоляющие?

– Нет. Я не знаю, где они. То есть я выпил что-то, какие-то анальгетики, но они на меня не подействовали.

– Я должна передать вам новые.